— И кто же эти люди?
— Я не знаю, как их зовут. Они с форума о женских болезнях.
С самого начала она воспринимала мои насмешки над медицинской онлайн-болтовнёй как равнодушие к её здоровью. И вот сейчас демонстративно отодвинулась к противоположному краю кровати, избегая малейшего физического контакта со мной. А потом разрыдалась.
— Что? Что такое?
— Сегодня пришли результаты анализов.
Я ощутил пронзительный стыд, оттого что позабыл, как сегодняшний день важен для неё. Обещал, что позвоню сразу после занятий, но благие намерения поглотила школьная суета.
Но это ничего не значило сейчас, в масштабе всей трагедии. Мэдди так рыдала, что я сразу понял: анализ, должно быть, положительный. Вопреки моему скептицизму, вопреки некоторым изысканиям, предпринятым лично мною, у неё в самом деле оказалась неходжкинская лимфома. Я внезапно увидел будущее, в котором дети потеряют маму, а слабеющей Мэдди придётся выдержать операцию и курс химиотерапии. Мы будем жить в страхе и неопределённости и страдать при виде её мучений от болезни, о которой никто из нас даже не слышал ещё две недели назад.
Не прекращая реветь, она стряхнула с плеча мою ладонь, а я попытался выяснить, что же точно сказал доктор и каковы перспективы лечения. Вытирая слёзы рукавом пижамы, она с трудом сумела выговорить:
— Анализ отрицательный. У меня нет рака.
— Как?
— Опухоль доброкачественная. (Всхлип.) Доктор сказал, что остальные симптомы — это просто вирусная инфекция или что-то такое…
— Ох, слава богу! — Я ринулся обнять её, но она оттолкнула меня и разрыдалась ещё отчаяннее. — Мэдди, но это же отличная новость! Ты так рыдала, что я решил, у тебя эта нехоженская дрянь…
— Неходжкинская лимфома. Ты даже название болезни не можешь запомнить правильно.
— Ладно, да какая теперь разница, у тебя же её нет! Боже, да я чуть не рехнулся, когда ты так плакала! Какое облегчение, право…
Она ещё раз утёрла слезы пижамой, а я подумал, что раньше она никогда не надевала такие штуки — обычно одеждой для сна служили мои старые футболки. Наверное, просто закончились.
— Ты забыл спросить про результаты.
— Да, прости, пожалуйста, но если я расскажу тебе, что произошло в школе, ты сразу поймёшь…
— Тебе это вообще не пришло в голову! Тебе нет дела, есть у меня рак или нет, тебе безразлично, даже если я на пороге смерти.
— Послушай, это просто смешно. Разумеется, мне есть дело до твоей жизни или, тьфу-тьфу, смерти. Просто я с самого начала сомневался, что у тебя действительно рак, хотя понимал, как тебя это беспокоит.
— Но в больницу со мной всё же не пошёл?
— Потому что ты не просила об этом.
— Но мог хотя бы предложить.
— Слушай, где логика? Если бы ты сказала «Пожалуйста, сходи со мной», я бы пошёл, но ты не просила, потому я решил, что никакой необходимости в этом нет. Да ведь ты же здорова — о чём тогда мы спорим? Надо радоваться!
— Наш брак болен. У наших отношений рак — неоперабельная терминальная опухоль. Если ты не в состоянии быть рядом, когда мне приходится пройти через такие переживания, я не хочу больше жить вместе с тобой…
— Ладно, понимаю, сейчас ты плохо соображаешь. Волнения насчет лимфомы выбили тебя из равновесия, ты всё сильно преувеличиваешь. Давай я возьму пару дней отпуска, ребят отправим к твоим родителям…
— Поздно, Воган. Тебя ведь никогда не было рядом. Ты так и не смог преодолеть свою природу, не стал настоящим мужем. В твоей жизни всегда был только «я», и никогда — «мы».
И тут я понял, что она рыдала так горько вовсе не из-за истории с раком. Она оплакивала то, что уже умерло.
Мозг пульсировал, вспоминая ту жуткую ночь, и пульсация эта только возрастала от всплывавших в памяти всё новых подробностей. Мы тогда оба замолчали, потом она вылезла из постели и ушла спать в другую комнату — и больше не возвращалась, пока мы продолжали жить под одной крышей. Перегоревшая лампочка в светильнике у кровати, которую я должен был заменить. Невыносимая боль в затылке, до рассвета.
Лёжа в томографе, я вспомнил кое-что совершенно новое. Экран компьютера должен был показать, что происходит в мозгу, когда открывается новый файл и обнаруживается доступ к утраченной информации. Я ударился головой! Точно — всё время, пока мы переругивались, у меня дико болела голова, а на затылке набухала огромная шишка. Да, меня контузило! Именно это я и пытался ей объяснить: на пороге школы на меня набросился разгневанный папаша и обвинил в приставаниях к его ребенку. Он повалил меня, я стукнулся головой о тротуар и даже потерял сознание. В больницу ехать я отказался, но, несмотря на неуместный героизм, чувствовал себя прескверно.
Может, моя амнезия стала следствием той травмы. Потому я и забыл спросить Мэдди о результатах анализа! Я вовсе не был равнодушным эгоистом — просто контуженным. Это стало первым симптомом амнезии, позднее поразившей мой мозг полностью.
Доктор Левингтон внимательно выслушала меня. Её заинтересовали подробности удара по голове, но, к её радости и изумлению, это никак не проясняло тайны случившегося со мной. Она продемонстрировала результаты сканирования. На одном снимке — синие и красные пятна в центре мозга. На другом — абсолютно то же самое.
— Разве не удивительно? Ни малейших различий! — с восторгом восклицала она. — Работа мозга — поистине величайшая тайна.
То есть в те моменты, когда я вспоминал нечто совсем новое, активность мозга никак не изменялась.
На столе в её кабинете стояла керамическая голова, в натуральную величину, со всякими надписями, черточками по всему черепу, подтверждавшая, видимо, викторианскую чушь относительно френологии. За сто пятьдесят лет наука существенно продвинулась вперёд. Теперь они знают, что ничего не знают.
— Разумеется, мы должны понимать, что всплывшие воспоминания могут быть не во всем точны… — осторожно начала она.
— Что вы хотите сказать?
— Видите ли, многочисленные исследования подтверждают, что наши воспоминания со временем меняются. Вы могли восстановить воспоминания, которые уже были несколько искажены прежде, а при дальнейшей реконструкции подверглись ещё большим изменениям и теперь могут быть абсолютно ложными.
— Ложными?
Я даже обиделся. С каждым новым восстановленным эпизодом я ощущал себя всё более нормальным человеком. А теперь доктор Левингтон предположила, что я, напротив, всё больше схожу с ума.
— Именно. У меня были пациенты, живо помнившие события, происходившие в их отсутствие. И они очень сердились, когда их версия собственного прошлого подвергалась сомнению. Каким удивительным образом память воздействует на наши эмоции! — И с этими словами она закрыла файл с моей историей болезни.
Следующая встреча была назначена через два месяца, и к тому времени я буду официально разведён. Керамическая голова демонстрировала миру участки мозга, связанные с основными функциями сознания: «благоговение», «осторожность», «любовь».
— Просто ради интереса, — произнес я, вставая. — Существует ли научное обоснование известной поговорки «От ненависти до любви один шаг»?
— Ну разумеется. Обе эмоции проявляются в одной и той же области нейронов, расположенной в коре и островковой доле. Неврологи из Лондонского университетского колледжа недавно определили различия между ними, основанные на уровне активности в данной части подкорки.
— Получается, можно измерить, насколько вы любите того или иного человека?
— Или любите, или ненавидите. Измерить можно только интенсивность эмоции.
Воспоминание о сотрясении мозга усилило чувство несправедливости, уже поселившееся во мне. Я обратился в адвоката защиты, который только что обнаружил ключевое доказательство в пользу невиновности несправедливо осуждённого. Я должен немедленно выложить эти аргументы Мэдди. Она изображала несчастную жертву равнодушия к её здоровью, но в тот роковой день серьёзные медицинские проблемы были как раз не у неё, а у меня. И я поспешил домой поделиться с ней своим открытием. Не знаю, какой реакции я ожидал, — скорее всего, просто надеялся получить оправдание. Дети сейчас в школе, и я рассчитывал, что мы сможем поскандалить по-человечески. В этом и заключается недостаток одинокой жизни: никого нет рядом, когда вам просто физически необходима хорошая перебранка. Можно, конечно, снять девочку в баре для разовой семейной ссоры, но в глубине души понимаешь, что это пустой и бессмысленный опыт. Дружеские отношения, товарищеское взаимодействие, взаимное влечение и регулярная практика — именно в этом привлекательность брака. В фантастическом сценарии, родившемся в моей голове, она признаёт, что погорячилась, и умоляет принять её обратно. «Увы, поздно, — в мечтах говорил я ей. — Ты упустила свой шанс».
